By logging in to LiveJournal using a third-party service you accept LiveJournal's User agreement
Category was added automatically. Read all entries about "архитектура".
Неужели у Пыни всего один дворец, и то недостроенный?
Он что, нищеброд и у него всего один малиновый пинжак?
Вангую — на днях в ФБК выйдет расследование про ещё один (или даже два) дворец Пыни где-нибудь на Виргинских островах и очередной Роттенберг признается, что именно он — владелец этого малинового пинжака.
Следует сказать, что эта мечеть была единственным мусульманским культовым сооружением Оша, которое не было взорвано воинствующими атеистами.
До Октябрьской революции в городе было более 300 мечетей и медрессе, они (не все) сохранились только на немногочисленных фотографиях.
Поскольку у этих атеистов взрывчатки было куда больше, чем мозгов, они с середины 60-х годов начали планомерное уничтожение горы Сулейман-тоо — сделали её сырьём для производства цемента. Но гора оказалась слишком большой для этих мелких людей и за 25 лет этого издевательства они сумели повредить лишь малую часть подножья последней скалы.
Советская история этой мечети, описанная в приведённой ниже статье, не совсем полная.
До организации краеведческого музея здание мечети принадлежало гороно и использовалось сначала как одно из школьных зданий школы имени Кирова (я даже проучился в этом здании полгода в начальных классах), а затем здесь размещалась кафедра астрофизики Ошского пединститута (моя тётя работала на этой кафедре в этом здании). Краеведческий музей был последним в этом ряду. Хорошо, хоть не свинарник ...
И ещё.
Неуёмное желание игиловцев и талибов от атеизма уничтожать памятники религиозной культуры распространялось не только на мусульманские горы и мечети.
В начале 80-х в Туве было решено построить цементный завод. Для его строительства выбрали площадку под Шагонаром - у подножия священной как для шаманистов, так и ламаистов Тувы горы Хайракан (Медведь-гора), на своё несчастье сложенной из известняка.
Мой тесть был в составе организаторов группы противников этого мероприятия.
Сначала удалось отложить эту стройку, а 90-е годы поставили на ней жирный крест.
А в середине 90-х, во время посещения Тувы Далай-ламой, мой тесть был его проводником при восхождении на Хайракан ...
Я не верю в Б-га, не крещён и не обрезан в третьем поколении, но на фоне этих двух историй не люблю называть себя атеистом, предпочитаю - агностиком
by Uraida · 27.05.2014
http://tourkg.com/2014/05/ravat-abdullahana.html
Прямо в центре южной столицы Киргизии, у подножьяСулайман-Тоо, с его северо-восточной стороны, расположен уникальный архитектурно-исторический памятник 16 века — мечеть Рават Абдуллахана. Этот памятник архитектуры, наряду с домиком Бабура (белый домик) и мавзолеем Асафа ибн Бурхия, является обязательным объектом для посещения туристов во время их тура по Сулайман-тоо.
Мечеть Рават Абдуллахана — памятник архитектуры 16 века
К моему списку городов, которые не были изнасилованы временем, присоединяется ещё один город
Пока в этом списке были Суздаль и Хива, а также, отчасти, Ереван , Таллинн и Бухара.
Оригинал взят у 
lavagra в Самый богатый и почти неизвестный город Германии
Первая история с матом в моей жизни случилась 45 лет назад - летом 1971 года в стройотряде.
Последнюю можно прочесть здесь
Третью можно прочесть здесь
Завершающую можно прочесть здесь
Сначала преамбула
ССО, в котором мне повезло поработать два сезона, было не целинным - самым массовым, и не дальневостточным - самым высокоплачиваемым), а реставрационным - самым духоподъёмным.
Химфак МГУ был родоначальником движения реставрационных отрядов, самым первым (и дольше всех просуществовавшим, кстати), крутым и известным из которых был "Кижи". Туда был довольно высокий конкурс, несмотря на крайне низкие заработки (прим. 80-100 рублей за сезон, что не выдерживало никакого сравнения с казахстанскими отрядами с их 400 рублями и тем более дальневосточными, для которых нормой были 1,5 - 2 тысячи рублей).
Я попал в РССО "Валдай". У меня до сих пор сохранилась комсомольская путёвка "на реставрацию Валдайского Иверского Святозерского Богородицкого монастыря". Заработок здесь был раза в два повыше, чем в Кижах, но и раза в два пониже, чем на строительстве кошар в Казахстане, зато конкурс был существенно ниже ...
Поэтому в нашем отряде было довольно много девушек (в основном моих однокурсниц) - им предстояло быть каменщицами и штукатуринями - заделывать выщербленные временем и атеистами крепостные стены монастыря. Кроме того как-то так получилось, что большинство ребят в отряде в мой первый сезон было из моей группы, видимо потому что она была самой ботанической. Ребята занимались в основном двумя работами - кирпичной кладкой и строительством паромной переправы - монастырь находился на острове, что делало крайне сложной операцию доставки стройматериалов и продуктов жизнедеятельности в монастырь и деревню при нём, а паром должен был решить эту проблему. Мне предстояло работать на бетономешалке - обеспечивать каменщиков и штукатуров раствором.
Выбор бетономешалки был не случаен. Мне ещё не исполнилось 18 лет и поэтому полагался сокращённый рабочий день, а это без ущерба для производственного процесса получалось только на этом рабочем месте. В мои обязанности входило приготовление раствора к моменту окончания завтрака, т.е. запускать мешалку надо было примерно за час до того как все проснутся, зато покидал своё рабочее место я на пару часов раньше остальных - после раздачи последнего ведра с раствором. В итоге я таки работал на час меньше остальных - 11 часов вместо 12. Уставал я страшно, благодаря чему у меня выработалось умение засыпать в любое время, в любой позе и в любом месте.
И ещё важная деталь. Бетономешалка стояла с внешней стороны пятиметровой крепостной стены, а каменщики и штукатуры работали по обе стороны от неё. Поэтому, чтобы не таскать вёдра с раствором через находившиеся на расстоянии 200 метров ближайшие ворота, в стене полуметровой толщины рядом с бетономешалкой было пробито небольшое отверстие диаметром чуть больше ведра. Реставраторы, ага.
На этом преамбула заканчивается и начинается основная часть.
В мой первый сезон работы по замеске раствора было много, тем более что бензиновая бетономешалка регулярно ломалась и тогда раствор приходилось замешивать вручную. Поэтому все ребята нашего отряда (кроме старичков) по очереди работали подсобниками бетономешальщика - на 90% это были мои одногруппники. Работали по-разному. Андрей Л. был среди них самым лучшим. Ему практически ничего не надо было объяснять - все указания он понимал с полуслова, а иногда складывалось впечатление, что он - телепат.
Но был и самый худший - Никита К. Он мало того, что был крайне невнимателен, так ещё и постоянно норовил присесть или прилечь на травку, поэтому моё общение с ним было примущественно на командно-матерном языке в его самой грубой и громкой форме.
В разгар моей очередной битвы с Никитой в дырку для ведра просунулась голова делегата от моих однокурсниц, работавших по ту сторону высокой и толстой крепостной стены на расстоянии примерно 50 метров от этой дырки . Меня просили материться потише, а то у девушек уши вянут.
Эпилог.
Через несколько лет, когда я на одной из встреч нашей группы поделился этой историей, Андрей Л. открыл мне тайну тогдашней "лени" Никиты К. - за месяц до поездки на Валдай ему вырезали аппендицит и он поехал в отряд только после длительных (и не совсем разумных) уговоров своих товарищей.
Последним взорвали домик Бабура (вы можете увидеть его на первом фото поста) на вершине первой скалы Сулейманки - в 1964 году.
Единственную оставшуюся мечеть (19 века) на восточном склоне первой скалы Сулейманки не взорвали по единственной причине - в ней на то момент размещалась кафедра астрофизики Ошского Пединститута, которую некуда была переселить, а когда её переселили, то желание взрывать здания пропало, зато т.н. атеисты решили срыть с лица земли саму гору...
В этой мечети чего только не находилось помимо этой кафедры. Например, какое-то время оно принадлежало моей школе, и я даже отучился несколько месяцев третьего класса в её стенах. А потом в ней был краеведческий музей - вплоть до возвращения статуса мечети.
Мой дом находился в центре города - у подножия первой скалы Сулейман-горы. А подножие четвёртой скалы - на краю города - взрывали уже не в рамках борьбы с религией, а в народохозяйственных целях, для нужд местного цементного завода. Другого источника известняка конечно же найти не могли, ага. Прекратилось это безобразие только после 1991 года.
Аналогичная судьба ожидала другую священную гору - Хайракан (Медведь-гора) в Туве. Священную для двух религий - шаманистов и ламаистов Тувы. Её также хотели пережечь и перемолоть на цемент. Но не срослось :).
Сначала этому воспротивилась местная общественность, а потом началась перестройка и не стало денег на строительство цементного завода. Мой тесть был в числе руководителей этой общественности и, возможно поэтому, ему выпала честь в 1994 году быть проводником Далай-ламы при его восхождении на Хайракан.
Оригинал взят у rus_turk в По Фергане. 6. Тахт-и-Сулейман — Соломонов трон
Вся гора Тахта-Сулейман, по убеждению ферганских мусульман, исполнена целебной силы. Мутавели с серьезною важностью убежденного человека свел нас с вершины утеса сначала к плоскому камню на обрыве скалы. Здесь он благоговейно указал нам две круглые впадины в камне.
— Кто голова болит, сейчас голова здоров! — с нескрываемым торжеством поспешил нам перевести его сартскую речь провожавший нас полицейский чин, тоже, конечно, туземец.
Один из наших спутников, с обстоятельностью английского туриста, которые, как известно, не осматривают замечательные местности, а производят над ними строгое судебное следствие своего рода, — тотчас же протянулся во весь свой рост на плоском камне, угодив затылком как раз в одну из его ямок, невыносимо накаленных солнцем.
— Ну что? прошла голова? — смеясь, спросил я его.
— Какое прошла! — тяжело отдуваясь и недовольно морща брови, проговорил поднявшийся на ноги спутник наш. — Она у меня и не болела совсем, а как лег на этот проклятый утюг, так сейчас и заломило! провались они с своим камнем!..
При спуске, на половине горы, мутавели опять остановил нас и опять таким же почтительным жестом указал нам на другой черный камень, но уже не с ямками, а с резкою седлиною посередине. Камень оказался тоже целебным.
— Спина болел, спина лечить можно! — объяснил нам услужливый сарт, дополняя своею русскою речью непонятные нам разглагольствования мутавели…
Наш охавший спутник со вкусами англичанина и тут не удержался и еще раз протянулся, ради пробы, на это прокрустово ложе, перегнувшись чуть не пополам в пояснице.
— Ух, больно как! черт знает, что за глупая выдумка!.. тут и последний свой хребет переломишь! — крикнул он, поспешно вскакивая.
Но не успели мы сойти вниз еще несколько шагов, как мутавели обратил наши взоры к глубоким впадинам в скале, в которых верующие выламывают свои болящие руки.
Наш чудак-товарищ, только что ругавший самым искренним образом глупые выдумки сартов, поддался, однако, и этой их глупой выдумке и пресерьезно засунул обе свои руки в дыры целебного камня, откуда вытащить их было ему не совсем легко. Я от души смеялся, слушая потом его воркотню на эти самые «нелепые» дыры и камни, которых он никак не решался пропустить без исследования собственными боками.
Вокруг священной скалы, проникнутой такой целебной силой, недаром ютятся многочисленные могилы правоверных, их часовеньки и мечети. В некоторые дни сюда собирается на молитву до 10.000 народа. Множество правоверных и в обыкновенное время проводят здесь целые дни, бродя по саду, лежа на камнях, облитых солнцем, молясь и совершая намаз.
Мы слезли наконец с горячих голых камней Тахты-Сулейман, что гигантскими ступенями поднимаются вверх, словно настоящее подножие царского трона, и вступили опять в прохладный сени густого старого сада.
Те же безмолвно выразительные, сановитые фигуры седобородых шейхов в белых и зеленых чалмах провожали нас, почтительно прикладывая к сердцу морщинистые руки, те же ряды изуродованных и язвами покрытых нищих преследовали нас своими жалобными причитаньями…
А джигиты уже сидели верхами на своих лихих коньках и разгоняли взмахами ногаек чересчур любопытную толпу, теснившуюся у ворот…
Конные состязания у подножия Тахт-и-Сулейман. 1898
